ДЕШЕВО — ЗА ПОЛЦЕНЫ

Женщины превосходят мужчин, и миссис Консуэла Розенхайм не была исключением.
Американский банкир Виктор Розенхайм был третьим мужем Консуэлы, и, по слухам, которые муссировала пресса по обе стороны Атлантики, бывшая колумбийская модель начинала искать нового мужа, не дожидаясь, пока теперешний испустит дух. Первые два ее мужа, один — араб, второй — еврей (Консуэла не страдала расовыми предрассудками, когда дело доходило до подписания брачного контракта), не позволили ей добиться такого материального положения, при котором она чувствовала бы себя обеспеченной материально, когда ее красота начнет тускнеть. Еще два развода — проблема будет решена. Имея это в виду, Консуэла подсчитала, что ей остается еще пять лет до того момента, когда придется заключать последний брак.
Розенхаймы отправились в Лондон из своего дома в Нью-Йорке, точнее, из своих домов в Нью-Йорке. Консуэла поехала в аэропорт из их особняка в Хамптоне на машине с водителем, а ее муж — из своего офиса на Уолл-стрит, в другом автомобиле и тоже — с водителем. Они встретились в зале ожидания аэропорта имени Кеннеди. Когда «конкорд» сел в Хитроу, еще один лимузин отвез супругов в «Ритц», где их приняли как постоянных гостей и проводили в апартаменты, не предложив ни зарегистрироваться, ни заполнить анкеты.
Цель этой поездки была двоякой. Мистер Розенхайм надеялся взять под свой контроль небольшой коммерческий банк, который не процветал в условиях кризиса, а миссис Розенхайм намеревалась потратить время на поиск подарка ко дню рождения — своему дню рождения. Несмотря на тщательное расследование, я так и не смог выяснить, какой же день рождения Колнсуэла отмечала на самом деле.
После бессонной ночи, вызванной разницей во времени, Виктор Розенхайм уехал в Сити, где у него была назначена утренняя встреча, а Консуэла осталась в постели со своим завтраком. Она съела тонкий тост без масла и поковыряла яйцо.
Как только поднос был убран, Консуэла сделал пару телефонных звонков, чтобы подтвердить запланированные ланчи в те два дня, что она пробудет в Лондоне. Затем Консуэла исчезла в ванной.
Через пятьдесят минут она вышла из апартаментов, одетая в розовый шелковый костюм с темно-синим воротником, а ее светлые волосы рассыпались по плечам. Почти каждый мужчина, попавшийся на пути от лифта к выходу, оборачивался ей вслед. «Значит, — рассудила Консуэла, — пятьдесят минут были потрачены не зря». Она шагнула на улицу под лучи утреннего солнца, чтобы начать поиски подарка ко дню рождения.
Точкой отсчета стала Нью-Бонд-стрит. Как и в прошлом, Консуэла не хотела уходить дальше, чем на несколько кварталов к северу, югу, востоку или западу от этой удобной отметки. Автомобиль с шофером следовал в нескольких метрах позади нее.
Она провела какое-то время в «Аспри», рассматривая новомодные плоские наручные часы, золотую статуэтку тигра с глазами из оникса и новодельное яйцо Фаберже. Затем перешла в «Картье», где отказалась от серебряного подноса с гербом, платинового браслета и напольных часов эпохи Людовика XIV. Оттуда прошла еще несколько метров и оказалась в «Тиффани», из которого — несмотря на то что продавец за прилавком показал ей почти все, что было в магазине, — тоже вышла с пустыми руками.
Консуэла стояла на тротуаре и смотрела на часы. Было 12:52, и ей пришлось признать, что утро потрачено впустую. Она приказала водителю ехать в бар «У Гарри», где и нашла миссис Марию Ставрос Клеантис, поджидавшую ее за их обычным столиком. Консуэла приветствовала подругу, расцеловав ее в обе щеки, и села на стул напротив.
Миссис Клеантис, жена известного судовладельца — греки предпочитают одну жену и нескольких любовниц, — по¬следние несколько минут посвятила изучению меню, чтобы убедиться, что в ресторане есть блюда, которые ей позволяет ее нынешняя диета. Обе женщины давно уже прочитали все книги, которые «Нью-Йорк таймс» помещала на первое место в списке бестселлеров, при этом выбирали те из них, где в названиях фигурировали слова «юный», «оргазм», «похудение», «фитнес» или «бессмертие».
— Как Виктор? — спросила Мария, когда они с Консуэлой сделали заказ.
Консуэла задумалась и решила сказать правду:
— Быстро проходит предпродажную подготовку, — ответила она. — А как Ставрос?
— Боюсь, что он свою уже давно прошел, — сказала Мария. — Но поскольку у меня нет ни твоей внешности, ни твоей фигуры, я уже не говорю о трех несовершеннолетних детях, то приходится оставить все надежды купить последнюю модель.
Перед ней поставили салат по-ниццки, и Консуэла улыбнулась.
— И что, кроме желания встретиться со старой подругой, привело тебя в Лондон? — спросила Мария.
— Виктор положил глаз на очередной банк, — ответила Консуэла, как будто говорила о ребенке и его коллекции марок. — А я ищу подходящий подарок ко дню рождения.
— И чего ты ждешь от Виктора на этот раз? — спросила Мария. — Дом в деревне? Чистокровную лошадь? Или, может быть, собственный самолет?
— Ничего из вышеперечисленного, — сказала Консуэла, кладя вилку на недоеденный салат. — Мне нужно что-то такое, что в будущем нельзя будет перепродать. Подарок должен быть таким, чтобы при любом дворе в любой стране выглядел как вещь, которая может принадлежать только мне.
— Уже нашла что-нибудь подходящее? — спросила
Мария.
— Пока еще нет, — призналась Консуэла. — У «Аспри» не было ничего интересного, буфет у «Картье» выглядел скучно, а в «Тиффани» мне понравился только продавец, но у него явно нет ни гроша в кармане. Во второй половине дня я продолжу поиски.
Официант, показавшийся Марии слишком молодым и слишком худым, быстро убрал тарелки из-под салатов.
А другой официант с такой же внешностью налил им в чашки свежесваренный кофе без кофеина. Консуэла отказалась от сливок и сахара, зато ее подруга не была столь строга с собой.
Обе дамы жаловались друг другу на жертвы, которые были вынуждены понести из-за экономического спада, и вскоре оказались единственными посетителями, оставшимися в зале. В этот момент уже более упитанный официант принес им счет — весьма длинный, если учесть, что вторых блюд они не заказывали, а из бара им приносили только минеральную воду.
На тротуаре Саут-Одли-стрит они расцеловались и разошлись в разные стороны: одна — на восток, а другая — на запад.
Консуэла села на заднее сиденье автомобиля, чтобы вернуться на Нью-Бонд-стрит, — до места было около километра.
Оказавшись на знакомой территории, она пошла теперь по другой стороне улицы, заглянув в «Бентли». Ей показалось, что они ничего не продали с прошлого года, и она отправилась в «Адлер», который, похоже, страдал той же болезнью. Она еще раз прокляла экономический спад, обвиняя в нем Билла Клинтона, который, по уверению Виктора, был виновен в большей части мировых проблем.
Консуэла уже начала отчаиваться в попытках найти тут что-нибудь походящее и с неохотой собиралась вернуться в «Ритц», рассчитывая на следующий день отправиться в «Найтсбридж», как вдруг неожиданно остановилась перед магазином под названием «Граф». Консуэла не помнила такого магазина и не видела его во время своей поездки в Лондон четыре месяца назад, хотя знала Бонд-стрит лучше, чем любого из трех своих мужей. Поэтому она сделала вывод, что магазин открылся недавно.
Консуэла рассматривала великолепные камни в восхитительных оправах, надежно защищенные пуленепробиваемым стеклом. Дойдя до третьей витрины, она раскрыла рот, как младенец, который хочет, чтобы его покормили.
В этот самый момент она поняла, что ей больше не надо ничего искать, поскольку в витрине на стройной мраморной шее она увидела бесподобное ожерелье из бриллиантов и рубинов. Консуэле показалось, что она уже видела эту великолепную вещь раньше, но она быстро отогнала всякие сомнения и продолжила изучение изысканно подобранных рубинов, окруженных безупречно ограненными бриллиантами, — это сочетание придавало ожерелью уникальную красоту. Не задумываясь над тем, сколько может стоить это украшение, Консуэла подошла к массивной двери магазина и нажала небольшую кнопочку на стене. «Граф» явно не жаловал случайных покупателей.
Ей открыл охранник, который с первого взгляда все понял и быстро проводил покупательницу по коридору ко второй запертой двери. Она тоже открылась, и Консуэла оказалась лицом к лицу с высоким мужчиной внушительного вида в длинном черном пиджаке и полосатых брюках.
— Добрый день, мадам, — сказал он, чуть склонив голову. Консуэла заметила, как, кланяясь, он тайком оценил по достоинству ее кольца. — Могу я чем-нибудь помочь?
В комнате были выставлены сокровища, которые при обычных обстоятельствах заставили бы ее провести здесь немало времени, но теперь она сосредоточилась только на одной вещи.
— Можете. Я хотела бы повнимательнее взглянуть на ожерелье с бриллиантами и рубинами, которое выставлено в третьей витрине.
— Конечно, мадам, — ответил менеджер, предлагая клиентке стул. Он едва заметно кивнул помощнику, тот подошел к витрине, отпер небольшую дверцу и достал ожерелье. Менеджер заскочил за прилавок и нажал потайную кнопку. Четырьмя этажами выше в личных апартаментах мистера Лоренса Графа раздался звонок. Это был сигнал владельцу магазина о том, что покупатель заинтересовался вещью исключительной ценности: вдруг хозяин захочет побеседовать с ним сам.
Лоренс Граф глянул на телевизионный экран слева от себя, который показывал все, что происходило внизу.
«Ага, — сказал он, как только увидел даму в розовом костюме, сидевшую за столом эпохи Людовика XIV. — Миссис Консуэла Розенхайм, если я не ошибаюсь». Как спикер палаты общин знает в лицо каждого из шестисот пятидесяти своих депутатов, так и Лоренс Граф узнавал любого из шестисот пятидесяти своих клиентов, кто мог бы позволить себе самое дорогое из его сокровищ. Он встал из-за стола, вышел из апартаментов и на лифте спустился на первый этаж.
Тем временем менеджер расстелил на стол перед миссис Розенхайм черную бархатную ткань, а поверх нее положил ожерелье. Консуэла завороженно смотрела на предмет своего вожделения.
— Доброе утро, миссис Розенхайм, — сказал Лоренс Граф, выходя из лифта и направляясь по толстому ковру навстречу своей потенциальной клиентке, — как я рад снова видеть вас.
По правде говоря, Лоренс видел ее всего один раз — во время фуршета на Манхэттене. Но с того момента он узнал бы ее со ста шагов даже на движущемся эскалаторе.
— Добрый день, мистер... — Консуэла задумалась и впервые за день почувствовала себя растерянной.
— Лоренс Граф, — сказал он, протягивая руку. — Мы встречались в прошлом году в Нью-Йорке, когда «Сот¬би» давал прием в пользу Красного креста, если я не ошибаюсь.
— Конечно, — сказала миссис Розенхайм, так и не вспомнившая ни его, ни приема.
Мистер Граф учтиво склонился над бриллиантами и рубинами.
— Фамильная ценность семьи Канемарра, — промурлыкал он, затем сделал паузу и занял место менеджера за прилавком. — Композиция создана в 1936 году ювелиром Сильвио ди Ларки, — продолжил он. — Все рубины из одной и той же шахты в Бирме, добыты в течение двадцати лет. Бриллианты были куплены у «Де Бирс» одним египетским купцом, который, после того как ожерелье было изготовлено по его заказу, предложил его королю Фаруху взамен оказанных услуг. Когда монарх вступал в брак с принцессой Фаридой, он подарил его ей в день свадьбы, а она взамен подарила ему четырех наследников, из которых, увы, никому не было суждено сесть на трон.
Лоренс Граф поднял глаза от одного прекрасного объекта и посмотрел на другой.
— С той поры оно сменило нескольких хозяев и теперь попало в магазина «Граф», — продолжал он. — Последней его владелицей была актриса, но нефтяные скважины ее мужа, к несчастью, опустели.
По лицу Консуэлы Розенхайм пробежала тень улыбки: она наконец вспомнила, где видела это ожерелье раньше.
— Великолепно, — сказала она, посмотрев на украшение в последний раз. — Я вернусь, — добавила она, поднимаясь со стула.
Граф проводил Консуэлу до двери. Девять из десяти покупателей, делающих подобные заявления, не имеют ни малейшего намерения возвращаться, но он всегда чувствовал, когда в магазин заходил десятый.
— Могу я узнать цену? — спросила Консуэла равнодушно, когда он открыл перед ней дверь.
— Один миллион фунтов, мадам, — ответил Граф не менее равнодушно, как будто она интересовалась ценой пластикового брелка для ключей в сувенирной лавке на пляже.
Выйдя на улицу, Консуэла отпустила шофера. Ее ум работал со скоростью, которая удивила бы даже ее мужа. Она перешла дорогу, зашла сначала в «Уайт Хаус», затем — в «Ив Сен-Лоран» и, наконец, — в «Шанель». На все это у нее ушло два часа, и она вышла из магазинов, вооруженная до зубов и готовая к предстоящей схватке. В свои апартаменты в «Ритце» она прибыла только в шесть часов вечера.
С облегчением увидев, что муж еще не вернулся из банка, она воспользовалась этим, чтобы подольше полежать в ванне и поразмыслить над тем, как должна быть устроена ловушка. Высушившись и напудрившись, миссис Розенхайм добавила каплю нового аромата на шею и надела одно из только что купленных платьев.
Она еще и еще раз оглядывала себя в огромном зеркале, когда в комнату вошел Виктор. Консуэла повернулась к нему.
— Ты потрясающе выглядишь, — сказал он, и в его взгляде загорелся такой же огонек вожделения, какой за несколько часов до этого горел в ней, когда она пожирала глазами драгоценность семьи Канемарра.
— Спасибо, дорогой, — ответила она. — А как прошел день у тебя?
— Полная победа. Мы обсудили все детали поглощения, и вся сделка обойдется мне в половину той цены, которую пришлось бы выложить год назад.
Консуэла улыбнулась: неожиданный бонус!
— Тем из нас, у кого есть запас наличности, незачем бояться спада, — добавил Виктор с удовлетворением.
За тихим ужином в ресторане «Ритца» Виктор во всех подробностях рассказал жене, что происходило в банке в тот день. Когда время от времени в его монологе возникала пауза, Консуэла вставляла комплименты: «Какой ты молодец, Виктор», «Как здорово!», «Никогда не понимала, как это тебе удается». Когда он, наконец, заказал себе большой бокал коньяка, закурил сигару и откинулся на спинку кресла, она начала поглаживать своей правой ногой в элегантном чулке внутреннюю поверхность его ноги. Впервые за вечер Виктор перестал думать о слияниях и поглощениях.
Они вышли из ресторана и направились к лифту. Рука Виктора обнимала стройную талию жены. К тому времени, когда они поднялись на шестой этаж, он уже снял пиджак, а рука его опустилась ниже. Консуэла хихикнула. Задолго до того, как они приблизились к двери своего номера, он начал развязывать галстук.
Они открыли дверь, а Консуэла повесила снаружи на ручку бирку со словами «Не беспокоить!»
Через сорок минут вымотанный Виктор лежал на кровати. Какое-то время он тяжело дышал, затем захрапел. Консуэла натянула простыню на их обнаженные тела, но глаза ее оставались открытыми. Она обдумывала следу- ющий пункт своего плана.
Утром, когда Виктор проснулся, то обнаружил, что рука жены нежно гладит его по внутренней стороне бедра. Он повернулся к ней и воспоминания о вчерашнем вечере проснулись в его памяти. Они занялись любовью еще раз — такого не было у них уже давно.
Только выйдя из душа, Виктор вспомнил, что у его жены сегодня день рождения и что он обещал потратить утро на совместный поиск подарка для нее. Ему оставалось только надеяться на то, что Консуэла уже что-то выбрала, поскольку большую часть дня ему надо было провести в Сити, прорабатывая с адвокатами новые документы, строчку за строчкой.
— С днем рождения, дорогая, — сказал он, входя в комнату. — Кстати, ты нашла подарок для себя? — добавил он, просматривая первую полосу «Файненшл таймс», где уже обсуждалось новое поглощение: газета называла это переворотом. На лице Виктора заиграла улыбка удовольствия — второй раз за это утро.
— Да, мой дорогой, — ответила Консуэла. — Я наткнулась на одну безделушку, которая мне очень понравилась. Надеюсь, она не окажется слишком дорогой.
— И сколько стоит эта твоя «безделушка»? — спросил Виктор. Консуэла повернулась к нему. На ней были надеты только два предмета дамского туалета, и на оба ушло минимальное количество ткани.
Виктор уставился на нее, размышляя о том, есть ли у него время, но затем вспомнил об адвокатах, которые терпеливо ждут его в банке.
— Я не спросила про цену, — ответила Консуэла. — Ты ведь гораздо умнее меня в таких вещах, — добавила она и надела шелковую блузку цвета морской волны.
Виктор посмотрел на часы.
— Как далеко это отсюда? — спросил он.
— Только дорогу перейти. Это — на Бонд-стрит, дорогой, — ответила Консуэла. — Я не задержу тебя надолго. — Она точно знала, что происходит в мозгу ее мужа.
— Хорошо. Тогда пойдем и посмотрим на «безделушку», не теряя времени, — сказал он, застегивая пуговицы на рубашке.
Пока Виктор одевался, Консуэла с помощью «Файненшл таймс» умело направила разговор на одержанный вчера триумф. К тому времени, когда они вышли из отеля и рука об руку пошли по Бонд-стрит, она еще раз выслушала все подробности поглощения.
— Кажется, я сэкономил несколько миллионов долларов, — сказал Виктор еще раз. Консуэла улыбнулась и подвела его к двери магазина «Граф».
— Несколько миллионов? — изумилась она. — Какой же ты умный, Виктор!
Охранник быстро открыл им дверь, и на этот раз Консуэла обнаружила, что мистер Граф уже стоит у стола, поджидая ее. Он приветственно склонил голову и повернулся к Виктору.
— Могу я поздравить вас с новым блестящим успехом, мистер Розенхайм? — Виктор улыбнулся. — Чем могу помочь?
— Мой муж хочет посмотреть на драгоценность семьи Канемарра, — сказала Консуэла, не дав Виктору сказать и слова.
— Конечно, мадам, — ответил хозяин магазина.
Он сделал шаг назад и расстелил на столе черную бархатную ткань. Помощник опять открыл витрину, достал великолепное ожерелье и положил его в центр черного бархата, чтобы показать бриллианты во всей красе. Мистер Граф хотел было начать рассказ о драгоценности, но Виктор просто сказал:
— Сколько?
— Одним своим происхождением...
— Сколько?
— Исключительная красота, не говоря уже об искусстве исполнения...
— Сколько? — Голос его стал тверже.
— ... я бы не убоялся слова «уникальное».
— Возможно, вы и правы, но мне все еще хочется знать, сколько оно будет стоить мне? — спросил с досадой Виктор.
— Один миллион фунтов, сэр, — сказал Граф ровным тоном, понимая, что не следует дальше расхваливать товар.
— Я дам за него полмиллиона и не больше, — последовал немедленный ответ.
— Мне жаль это говорить, сэр, — сказал Граф, — но в данном случае торг неуместен.
— Торг всегда уместен, когда кто-то хочет что-то продать, — заявил Виктор. — Я повторяю свое предложение — полмиллиона.
— Боюсь, сэр, что в этом случае...
— Не сомневаюсь, что со временем вы примете мои доводы, — сказал Виктор. — Но, поскольку сегодня утром у меня очень мало времени, я выпишу чек на полмиллиона и предоставлю вам решать, обналичивать его или нет.
— Боюсь, вы напрасно тратите время, сэр, — сказал Граф. — Я не могу отдать сокровище Канемарра меньше чем за миллион фунтов.
Виктор вынул из кармана чековую книжку, снял колпачок с авторучки и написал «пятьсот тысяч фунтов» под названием банка с его именем. Его жена осторожно отступила на шаг назад.
Граф собирался повторить уже сказанное, как вдруг поднял глаза и увидел, как миссис Розенхайм подает ему знак принять чек.
На его лице появилось удивление, а Консуэла продолжала жестами сигналить ему.
Виктор вырвал чек из книжки и положил его на стол.
— Я даю вам двадцать четыре часа на принятие решения, — сказал он. — Мы возвращаемся в Нью-Йорк завтра утром, будет с нами это сокровище или нет. Решать вам.
Граф оставил чек на столе и пошел провожать мистера и миссис Розенхайм к выходу, с поклоном открыв им дверь на улицу.
— Ты был прекрасен, мой дорогой, — сказала Консуэла, когда водитель распахнул перед ним дверь.
— В банк, — приказал Розенхайм и плюхнулся на заднее сиденье. — Ты получишь свою безделушку, Консуэла. Он обналичит чек до истечения двадцати четырех часов, я уверен в этом.
Водитель закрыл дверцу, стекло поехало вниз, и Виктор с улыбкой добавил:
— С днем рождения, дорогая.
Консуэла ответила улыбкой и послала ему воздушный поцелуй. Машина втиснулась в плотный поток и поехала в сторону Пикадилли. Утро получилось не совсем таким, как она планировала, поскольку она не могла согласиться с утверждением мужа; тем не менее у нее оставалось еще двадцать четыре часа, чтобы продолжить игру.
Консуэла вернулась в «Ритц», разделась, приняла душ, открыла новый флакон духов и переоделась в очередной наряд, купленный вчера. Перед выходом из номера она просмотрела торговые сводки в «Файненшл таймс» и проверила цены на зеленые кофейные зерна.
Она появилась у Арлингтонского выхода «Ритца» в двубортном костюме цвета морской волны от Ива Сен-Лорана, а на голове у нее была широкополая белая шляпа с красной лентой. Консуэла не стала вызывать шофера, а села в такси, назвав водителю адрес небольшого уютного отеля в Найтсбридже. Пятнадцать минут спустя она вошла в гостиницу с опущенной головой, назвала имя дожидавшегося ее человека и была сопровождена на четвертый этаж. Пригласивший ее на обед приятель встал, когда она появилась, подошел к ней, поцеловал в обе щеки и поздравил с днем рождения.
После интимного обеда и еще более интимного часа, проведенного в соседней комнате, приятель Консуэлы вы-слушал ее просьбу и, взглянув на часы, согласился сопровождать ее на Бонд-стрит. Он не сказал ей, что должен вернуться в номер до четырех часов, чтобы не пропустить важный звонок из Южной Америки. Со дня свержения президента Бразилии цены на кофе выросли очень резко.
Пока машина ехала по Бромптон-роуд, приятель Консуэлы позвонил по телефону и справился о последних ценах на зеленый кофе в Нью-Йорке (только ее мастерство в постели помешало ему позвонить раньше). Он был рад услышать, что цены поднялись еще на два цента, но его радость не могла сравниться с радостью Консуэлы. Одиннадцать минут спустя автомобиль доставил их к магазину «Граф».
Когда они рука об руку вошли в магазин, мистер Граф и бровью не повел.
— Добрый день, мистер Карвалью,— сказал он. — Надеюсь, ваши плантации дают хороший урожай кофе в этом году.
Кавалью улыбнулся и ответил:
— Не жалуюсь.
— И чем я могу помочь вам? — спросил хозяин магазина.
— Мы хотим взглянуть на бриллиантовое ожерелье из третьей витрины, — сказала Консуэла, не запнувшись ни на секунду.
— Конечно, мадам, — сказал Граф таким тоном, будто обращался к незнакомому человеку.
Опять на столе была расстелена черная бархатная ткань, и помощник опять положил ожерелье в центр черного бархата.
На этот раз мистеру Графу было позволено рассказать о драгоценности, прежде чем Кавалью поинтересовался ценой.
— Один миллион фунтов, — сказал Граф.
— Я готов выложить за него полмиллиона, — сказал Кавалью после минутного раздумья.
— Это необычное украшение, — ответил хозяин магазина. — Мне кажется...
— Возможно, но полмиллиона — мое последнее предложение, — заявил Карвалью.
— Мне жаль это говорить, сэр, — начал Граф, — но в данном случае торг неуместен.
— Торг всегда уместен, когда кто-то хочет что-то продать, — настаивал торговец кофе.
— Боюсь, сэр, что сейчас это не так. Видите ли...
Карвалью вынул из кармана чековую книжку, снял колпачок с авторучки и написал «пятьсот тысяч фунтов».
Потом владелец кофейных плантаций вырвал чек из книжки и положил его на стол.
Консуэла спокойно наблюдала за этой сценой.
— Я даю вам двадцать четыре часа на принятие решения, — сказал он. — Я возвращаюсь в Чикаго завтра после обеда, и если чек не будет предъявлен к оплате...
Граф слегка склонил голову и оставил чек на столе. Он проводил их к выходу, с поклоном открыв им дверь на улицу.
— Ты был прекрасен, мой дорогой, — сказала Консуэла, когда водитель распахнул заднюю дверь перед боссом.
— На биржу, — сказал Карвалью. И, обернувшись к любовнице, добавил:
— Твое ожерелье будет у тебя до конца дня, дорогая, я уверен в этом.
Консуэла улыбнулась и помахала рукой вслед автомобилю, исчезавшему в направлении Пикадилли. На этот раз она могла согласиться со словами своего любовника. Как только автомобиль скрылся за углом, она снова вошла в магазин «Граф».
Хозяин улыбнулся и протянул ей красиво упакованный подарок. Он слегка поклонился и сказал:
— С днем рождения, миссис Розенхайм.